— Как думаете, он умрет? — он подсел ко мне за столик и глазами указал на заголовок в газете, что я читал.

— Как пить дать! Тут даже к гадалке не ходи!

— Вы уверены? Вот пишут же, что его состояние стабилизировалось.

— Милый мой, если человеку девяносто восемь лет, у него диабет и его при этом его поражает обширный инсульт, то не надо даже быть врачём, чтобы понять, что он не жилец. А я — врач!

Я чуть было не сказал "бывший врач", но вовремя поймал себя за язык. Нечего раскрывать душу первому встречному.

— Если он умрет, вы получите тысячу евро.

— Что?

— Я сказал, что если Чарльз Честертон умрет в ближайшее время, — он снова кивнул не заголовок, — то вы получите от меня одну тысячу евро.

— Вы что, предлагаете мне пари?

— Нет, я предлагаю вам тысячу евро, если Честертон — умрет.

Он встал и быстро вышел.

Боже мой, каких только психов не увидишь в заведениях такого рода. Но что делать, в более приличные заведения дорога мне пока закрыта. Я — очень надеюсь — пока.

Увидел я его снова через день. Он так же бесцеремонно, без спроса, сел за мой столик.

— Честертон — умер! — сказал он.

— Я знаю, — издевательски улыбнулся я, — и где же, осмелюсь спросить, моя тысяча евро?

— Вот! — он достал из кармана конверт, положил его на стол, и вышел, прежде чем я успел что-то сказать.

Я открыл конверт, там была одна тысяча евро. Две больших бумажки, по 500, которые в определенных кругах зовут "Бин Ладен". Потому что все про такие бумажки слышали, но их мало кто видел, как и самого Бин Ладена.

Я знаю, вы бы, наверное, отнесли эти деньги в полицию, или отложили бы конверт до той поры, пока этот человек не одумается и не вернется за ним. Но в моем положении — такая щепетильность — излишняя роскошь. Когда вас лишили врачебной лицензии, старые знакомые шарахаются от вас, как от зачумленного, и вас завтра должны согнать с квартиры за неуплату — эта тысяча евро — дар Божий.

А потому я спокойно положил конверт в нагрудный карман, и если бы он сейчас вернулся бы, я бы не моргнув глазом сказал бы ему, что никакого конверта тут не было, а самого я его вижу впервые. Передавал-то он мне конверт без свидетелей.

Но он не вернулся. Вернее, вернулся, но неделю спустя. О конверте вообще не заикнулся. Подсел ко мне, как к старому знакомому и с ходу спросил:

— Что думаете о Лазаросе? Он умрет?

— Не знаю, — сказал я, — Честно — не знаю. Спортивные травмы — дело тонкое и непредсказуемое. А кома — тем более, чем она закончится — вам ни один врач не скажет. Лазарос — здоровый парень, всякое может быть...

— И все-таки, к чему вы больше склоняетесь, умрет он или выживет.

— Лучше бы умер, — сказал я. — Если выживет, то после такой травмы, это будет не жизнь, а мука.

— Если он умрет в ближайшее время, вы получите две тысячи евро.

— С чего бы это? За Честертона вы мне дали тысячу, а за этого обещаете две.

— Там вы были уверены, а тут не уверены, потому ставка выше, — ответил он мне.

 Лазарос скончался на рассвете, через два дня.

А уже в десять часов он появился за моим столиком в кафе и положил на стол конверт. Я открыл прямо при нем, в конверте было четыре "Бинладена".

— Это — ваше, — сказал он мне.

— Погодите, не уходите, — сказал я, — у меня — вопрос. Когда я был уверен в смерти человека вы мне дали тысячу евро, когда не был уверен, дали две. А если я буду уверен, что человек выживет, а он возьмет, да и умрет, что тогда?

— Вы — умны, — бесстрастно сказал он. — И предприимчивы. Обратите внимание, мы с вами встречается только во второй раз, и вы уже пробуете навязать мне свои правила игры.

— Извините, если обидел вас.

— Нет-нет, — я как раз хотел предложить вам продолжить, но вы меня опередили. Как по-вашему, премьер-министр умрет в ближайшее время?

— Исключено — она женщина молодая, крепкая и здоровая. И на автомобилях не гоняет, как Лазарос. Никаких предпосылок! Будь у нее какие-то скрытые проблемы со здоровьем, я бы как врач заметил. Даже если что-то есть, то точно, не в ближайшее время.

— Если премьер-министр в ближайшее время умрет, — вы получите пять тысяч евро, — сказал он и вышел.

Не знаю почему, но мне показалось, что премьер-министр — уже не жилец. Я понимал, что это бред, глупости, но засыпая уже распланировал, как я потрачу эти пять тысяч евро.

С утра меня ждал газетный заголовок. Авиакатастрофа! У вертолета по неустановленной причине отломилась лопасть винта. Все, кто были на борту, включая премьер-министра, погибли.

Когда я поднял глаза от газеты, он уже сидел передо мной.

— Вот ваши пять тысяч, — на стол лег конверт.

Я не раскрывая спрятал его в карман.

— Даже не проверите? — спросил он

— Что все это означает? — ответил я вопросом на вопрос. — В какие игры вы играете?

— Но ведь вам нравится! — заметил он, — Вам ведь нравятся эти игры, скажите честно, нравятся!

— Не знаю, — вздохнул я. — С одной стороны это людские смерти, — с другой — реальные деньги. Я не могу сказать, нравится или нет.

— Нравится! Вам — нравится! При чем тут людские смерти! Ведь вы же в этих смертях никак не повинны, почему они должны вас тяготить?

— Не должны, — согласился я.

— Желаете продолжить?

Я как будто со стороны услышал собственный голос: "Да желаю!"

— Если вот тот старик у стойки, в рыжей куртке, в ближайшее время умрет, вы получите пятьдесят тысяч евро.

— Пятьдесят тысяч? И кто же он, этот старик?

— А какая вам разница? Разве от этого, что-то зависит? Просто если он умрет в ближайшее время, я вам выплачу пятьдесят тысяч, — сказал он и быстро вышел вон.

Я внимательно посмотрел на старика. Нельзя сказать, что я его уж совсем не знал. Старик был завсегдатаем заведения. Я его видывал здесь и раньше, но никогда не общался с ним и имени его не знал.

Он был явно нездоров. Очевидно, почки и легкие. Но в таком возрасте процессы замедлены, и длиться хроническая болезнь может годами.

Я осторожно навел справки. Шансов, похоже, было мало.

Будь я поближе к финансовому миру, я бы этого старика сразу узнал. Он был в центре скандала, который длился уже полгода. Крупная банковская группа никак не могла сменить владельца. У этого старика была блокирующая акция. Она досталась ему по наследству, какими-то окольными путями, и он, будучи всю жизнь мелким клерком, переполнился величием и пользовался каждым моментом, чтобы показать свою власть. Он уперся, и в результате целая отрасль уже полгода балансировала на грани кризиса. Газеты подробно писали о состоянии его здоровья, шансов дождаться его смерти в ближайшее время, похоже не было.

Несмотря на свалившееся на него на старости лет богатство, старик вел подчеркнуто скромный образ жизни, совершал утренние пробежки, если это можно было назвать пробежками и во всех интервью рассказывал, что собирается прожить сто лет на зло этим империалистическим акулам. Сто не сто, но лет пять-десять он еще мог бы протянуть запросто.

Оставалось только уповать, что старик врежется в дерево, как Лазарос, или попадет в авиакатастрофу, как премьер-министр.

Через неделю я проснулся ночью от ужасной мысли. Меня как ударило! Ведь мы никогда не оговаривали, что следует понимать под словами «в ближайшее время»! Сколько я могу ждать еще смерти этого старика? Месяц? Полмесяца? Неделю?

Одна неделя ведь уже прошла!

Я не спал всю ночь и утром побежал в парк, где старик совершал свои утренние «пробежки». Он был там, здоров и невредим!

Все получилось как-то само-собой. Любой медик знает точку под лопаткой куда надо вонзить длинную иглу, чтобы остановилось сердце.

Окружающие просто подумали, что у дедушки сердечный приступ. Суета, беготня, вызов скорой помощи, я смылся тихо и незаметно. Это оказалось настолько просто, что я даже удивился, как это банковская группа до сих пор не наняла киллера, чтобы убрать старика.

Потом я понял, что сделал глупость. Я ведь даже не знал того парня, что давал мне деньги. Как я могу быть уверен, что он явится и отдаст пятьдесят тысяч? Одно дело тысяча евро, а другое – пятьдесят!

Но он пришел, более того он уже сидел в кафе и явно ждал меня. Я подсел к нему за столик. Он достал конверт, который был на этот раз приятно-толстым.

— Вот, держите, — сказал он, — и больше мы с вами не будем здесь встречаться.

— Но как же так… – пробормотал я, — я думал…

— Вы не так поняли, — впервые за все время улыбнулся он. – Разумеется, мы продолжим сотрудничество. Но в вашей новой работе конспирация должна стоять на первом месте.