Удивительный голос был у Петра Кирилловича. Чистый звонкий тенор; прозрачный, как родниковая вода.

Соберутся, бывало, друзья, выпьют -- и давай приставать к Петру Кирилловичу:

-- Слышь, Кириллыч, изобрази-ка! Ну чего ты свой талант скрываешь!

-- Нет, мужики! -- строго отвечал Петр Кириллович. -- Я теперь просто так по всяким пустякам разбрасываться не могу. Я теперь себя для Большого театра берегу. Вот выйду на пенсию, братцы, и непременно в Большом театре выступлю!

Друзья уважительно смолкали, и кто-нибудь спрашивал заискивающе:

— Ты, что же, теперь, Петр Кириллович, в консерваторию поступать будешь?

Петр Кириллович снисходительно усмехался в ответ -- на кой черт ему эта консерватория! К чему лебезить, клянчить, чтобы тебя прослушали? К чему? Истинный талант и без того пробьет себе дорогу!... Нет! Он сделает по-другому. Он будет ходить на все спектакли, не пропустит ни одной оперы, дождется, когда какая-нибудь знаменитость не справится с партией... И тогда...

Проблема решилась просто: пузырь -- осветителю, цветы -- билетершам по праздникам... А там и звездный час не за горами...

Все случилось как-то по-обыденному. Лауреат, исполняющий партию Ленского, спев: "Куда-а? Куда-а?...", вдруг "дал петуха", закашлялся, зал недоуменно затих...

И тогда!...

Петр Кириллович встал во весь рост, вытянул вперед руку, набрал полную грудь воздуха, и под сводами Большого театра зазвучал его сочный, пронзительный голос:

-- Сапо-о-жник!