Возможно вы не в курсе, что так называемые «кедровые орехи», продающиеся в российских магазинах по ломовым ценам, никакого отношения к кедрам не имеют. Это семена сибирской сосны, что, впрочем, никак не умаляет их пищевой и вкусовой ценности, а также пользы для здоровья.

Средиземноморский вид той же сосны — пиния, растет в намного более благодатном климате, и потому ее орешки намного крупнее, ароматнее и вкуснее сибирских. Они широко используются в средиземноморской кухне, их них делают знаменитый соус песто и добавляют во все местные салаты.

И вот намедни моя жена объясняет местно-русской даме, как приготовить салат с брынзой, упоминает про «кедровые орешки» и дама тут же живо интересуется:

— А вам их из России привозят? Вы заказываете?

— Зачем же из России? — удивляется жена, — они тут во всех магазинах продаются, они намного лучше тех, что в России.

И тут дама строит брезгливую физиономию и безапелляционным тоном просвещает нас, что местные орехи ни в коем случае нельзя покупать, их привозят из Китая и там выращивают на канцерогенных гормонах, не зря же они такие крупные.

И ты глядишь на лицо этой дамы и понимаешь, что возражать бесполезно, что чувство собственной внутренней правоты настолько поразило ее мозг, что даже если ты у нее на глазах сорвешь шишку с ближайшей сосны и достанешь оттуда те самые орешки, это ее не убедит. Скорее она поверит, что это вы сами приклеили туда эту шишку, предварительно нашпиговав ее орехами, купленными в магазине. Чтобы специально ее обмануть...

На пляже Агиос Георгиос близ Пафоса морское дно представляет собой меловой язык, полого спускающийся в море метров на пятьдесят от берега. Удивительно ровная площадка, заходишь в море, как в мраморный бассейн.

Не берегу русская семья, впервые увидевшая это чудо.

— Что это? — спрашивает мама, стоя в воде по щиколотку, — песок так спрессовался или это камень?

— Это — бетон! — выносит приговор папа безапелляционным тоном, — они тут дно специально бетоном залили, чтобы пляж сделать. Они так всегда, за границей, пляжи делают.

Мама с сыном смотрят на папу с восхищением, пораженные его мудростью и глубиной познаний.

— Ой, — что это такое? — восклицает сын, показывая мохнатый на комок свалявшихся водорослей, который волна вынесла на мелководье.

— Отойди! — командует папа. — это морской ёж, они очень опасны. Уколет, потом иглу не вытащишь, резать придется!

— Да нет! — неуверено возражает сын, — морские ежи другие, я на фото видел, у них иглы другие, прямые, толстые и острые.

— Его тут по бетону волнами шваркает, иглы обтесало, он все равно опасный, отойди.

Мама с сыном описывают пятиметровую дугу, опасливо обходя комок водорослей. Мама забредает на уступ, покрытый скользкой морской травой, поскальзывается и шмякается со всей дури. Ну, ничего, переломов вроде нет, а синяки и кровавые ссадины — это по любому не так опасно, как укол морского ежа.

И ты понимаешь, что объяснять им что-либо бесполезно. Что уверенность в собственной правоте у папы, это единственное что у него осталось «своего» в этой жизни, и это последнее «свое» он отдаст только вместе с этой самой жизнью...

На пляжном лежаке разместились три туриста-мужика и активно вертят в руках иглобрюха килограмма на полтора, не знаю уж откуда они его взяли, и обсуждают как лучше приготовить эту рыбку. Самим приготовить (в отельных апартаментах у них, видимо, есть кухня) или отнести в соседний ресторан и попросить пожарить прямо там.

— А чё, какая им разница, что жарить, если мы им заплатим! Мы у них и выпивку возьмем, заплатим, конечно пожарят!

И тут уж ты не выдерживаешь, подходишь, извиняешься, что вмешался, объясняешь, что иглобрюх может быть ядовит. Что у них в руках — Лагоцефал, по-местному — рыба-кролик, но широкой публике она известна под своим японским названием, рыба-фугу.

И они тебя вроде даже как благодарят за то, что спас их жизни, но стоит тебе отойди, как до тебя доносится:

— Да ладно, какая это фугу, нормальная рыба. Фугу я на картинке видел, она круглая.

Ты конечно можешь вернутся и объяснить им, что если вот ту рыбину, что у них сейчас в руках бросить в воду, оживить и хорошенько напугать, то она тоже раздуется и станет круглой. И ты даже возвращаешься, чтобы сделать это.

Хотя и понимаешь, что это бесполезно, что их глубокую внутреннюю уверенность в своей правоте тебе не поколебать. И тебе остается только уповать на то, что они не будут жарить ее сами, и не пополнят собой списки претендентов на премию Дарвина. А все-таки дойдут с ней до таверны, где им может быть все-же поставят на место мозги...

К чему я все это рассказываю?

Просто я хочу сказать, что давно научился узнавать на просторах интернета своих соотечественников. Как бы они не маскировались и на каком языке не говорили бы их всех роднит одна общая черта. Какую бы ахинею они не несли, у них никогда, ни при каких обстоятельствах не может даже возникнуть тень сомнения в своей правоте. Правоте безапелляционной и порой убийственной.