Предыдущая статья «Язык рабов, язык господ», подняла такую волну обсуждений, что мама не горюй.

Вот мне возражают: «В Латыни — сплошные пассивы, это что — тоже язык рабов? Язык на котором говорила величайшая империя древнего мира — это язык рабов?»

А вот с этим бы я поспорил бы. С тем, что эта величайшая империя древнего мира говорила на Латыни.

Вот я сейчас живу на территории, которая еще каких-нибудь несколько столетий назад являлась той самой Римской Империей. Понимаете, вот по этой же самой земле, по которой я сейчас хожу, всего еще несколько столетий назад ходили самые настоящие легионеры Римской Империи.

Восточной, не Западной, правда, но сути вопроса это не меняет, империя та же самая, с теми же традициями, нравами и обычаями.

Так вот официальным языком этой империи было Койне, искуственный язык, на котором велось все делопроизводство в этой самой Восточной Римской Империи, писалась художественная, научная и религиозная литература, и общались между собой части большой империи. Само слово «Койне» стало нарицательным для обозначения подобных языков.

А население в живой повседневной жизни Койне не использовало. Ну то есть использовало только, когда надо было поговорить с купцом, приехавшим из какой-нибудь Иудеи. Это — исторический факт. Это совсем недавнее прошлое земли, на которой я живу.

Но имперские нравы, они знаете ли очень сильны! Знаете, что первым делом сделала Греция, освободившись от турецкого ига? Она придумала отдельный язык для официальных целей.

Зачем спросите? Да потому что так положено! Потому что именно так было в Византии! А Греция — ведь наследница Византии, не так ли?

Да-да, еще каких-нибудь полвека назад в той же самой Греции было (сюрприз!) два языка: Кафаревуса, искуственный язык, созданный лингвистом Адамантиосом Кораисом, на котором велось все делопроизводство и писались все официальные бумаги; и Димотика, на которой говорил народ.

Понимаете, целых полтора столетия в Греции официально существовало два языка, один для общения с государством, а другой для общения граждан друг с другом. Вы думаете какой-нибудь один из них вытеснил другой? А вот – фигушки!

Только в 1976 году Кафаревусу отменили волевым порядком, да и то лишь на волне революции, свергнувшей черных полковников.

Но сам факт ее появления и национального двуязычия он уходит корнями в ту самую Римскую империю, где это было обыденностью и необходимостью.

Так вот, к чему я это рассказываю.

Латынь несет в себе все признаки вот такого искусственно структурированного искусственный языка, как и греческая Кафаревуса. Латынь — это Койне Западноримской империи, на котором велось делопроизводство и которая служила языком межнационального общения.

Это был идеальный искуственный язык, самой своей природой предназначенный для того, чтобы быть лингво-франка обитаемого мира. Прекрасно структурированный, простой и понятный. Латынь оказалась настолько хороша в качестве мирового надязыка, что продолжала выполнять эти свои функции еще полтора тысячелетия после падения Западного Рима, вплоть до 19 века входя в обязательную систему классического образования во всем западном мире.

Кстати и Койне (под названием «новогреческий язык») тоже учили в школах еще в начале 20 века.

А к живым языкам общение Римской Империи латынь имеет по всей видимости, весьма опосредованное отношение. 

Историческая справка:

Латынь, Койне и Кафаревуса являются не единственными искуственными языками.

Современный французский — это ведь тоже чистейшее Койне. На чрезвычайную его структурированность и «правильность», которая никак не могла возникнуть стихийно, обращает внимание любой, кто начинает учить французский.

Еще всего лишь несколько столетий назад никакого «французского» и в помине не было. Большая часть Франции говорила на языке «Ок», который в современном мире известен, как «каталонский», «провансальский» и пр.  Меньшая часть Франции говорила на языках «Ойль», примером которого является современный валлонский. Современный французский был создан на основе Ойль, путем его постепенного облагораживания, это был язык высшего света, дворянства, юриспруденции и образованной прослойки населения. Он в средние века даже не имел четких национальных границ, на нем говорило и английское дворянство, и французское, и значительная часть германского. И лишь потом он спустился сверху в народ и стал сначала межнациональным языком общения во Франции, а затем и единым государственным языком. Он до сих пор несет в себе эти черты искусственного облагораживания во всех деталях. Гляньте, как образуются числительные во французском! Чтобы придумать такое, надо было как минимум иметь средневековое университетское образование!

И современный итальянский — это тоже Койне. Италия ведь стала единой страной только в 19 веке, благодаря Гарибальди. А до того это было скопище мелких княжеств и вольных городов, каждый из которых говорил на своем собственном языке. Пусть на похожих языках, но на — разных. Сейчас их принято стыдливо называть «диалектами итальянского языка». «Неаполитанский диалект», «Венецианский диалект».

Но давайте посмотрим на одну и ту же однострочную цитату из Отче наш на этих трех «диалектах»:

Неаполитанский

Fance avé 'o ppane tutt' 'e juorne lièvace 'e dièbbete comme nuje 'e llevamme a ll’ate.

Калабрийский

Ranne oje u pane nuorro e tutti i juorni, perdunacce i rebita nuorri, cumu nue perdunammu i rebituri nuorri

Сицилийский

Dunàtini ogghi lu nostru panuzzu E pirdunàtini li nostri dèbbiti, comu nuautri li pirdunamu a li nostri dibbitura

Ну и до кучи, то же самое по-итальянски

Dacci oggi il nostro pane quotidiano, e rimetti a noi i nostri debiti, come noi li rimettiamo ai nostri debitori.

Эта надпись гласит «И оставь нам наши прегрешения, яко же мы оставляем должникам нашим».

Вам не кажется, господа, что разница между этими «диалектами» будет поболе, чем между русским и болгарским языками? И это пока еще живые языки, на которых пока еще реально говорят в повседневной жизни.

Итальянский тут сразу выделяется на общем фоне. Он намного более простой в изучении, обладает четкой и внятной структурированной грамматикой, и очень простой артикуляцией, в нем присутствует довольно ограниченный набор звуков (по сравнению с другими «диалектами»), которые легко проговаривать, не ломая языка. И у него огромные возможности для выражения тонких мыслей.

И это, пожалуй, единственный искуственный язык, имена создателей которого нам известны.

Его основателем был не кто-то, а сам Данте, который издал несколько научных работ в которых писал о том, каким образом можно модифицировать и систематизировать «народные говоры», чтобы из них получился «благородный язык», который он назвал «volgare illustre» — «благородное наречие».

Петрарка подхватил идею Данте и реализовал ее на практике, взяв за основу Флорентийский язык. Он не только создал этот самый «volgare illustre», но и, чтобы продемонстрировать красоту и мощь созданного языка, написал на нем свои знаменитые сонеты.

Это было первое литературное произведение, написанное на том языке, который впоследствии стал единым итальянским. Петрарка заразил идеей своего друга Бокаччо, и тот тоже начал широко использовать «volgare illustre». И вскоре «язык Петрарки» стал литературной нормой. Его знание было обязательным для каждого образованного человека. Но итальянский народ на этом языке не говорил.

Когда после объединения Италии встал вопрос о едином языке, вопрос о том, каким он должен быть, даже не стоял. Все культурные люди знали язык Петрарки и говорили на нем. Великий миланский писатель Алесандро Мандзони довел язык до совершенства, максимально приблизив его к народу.

Но Итальянский народ все равно говорил на других языках.

Хотите верьте, хотите нет, но еще каких-нибудь сто лет назад большая часть Италии итальянского языка не понимала. Заставил Италию говорить по-итальянски лишь Муссолини. Только диктатору это оказалось по силам!

И вы после всего этого хотите меня уверить, что Римская Империя говорила на Латыни? Я думаю, что язык, на котором говорил народ даже в окрестностях самого Рима, соотносится с Латынью примерно так же, как Неаполитанский с современным Итальянским.

Вся Италия сейчас завалена письменными памятниками, которые никто не может прочесть, потому что они не на латыни.