Лодка тихо зашуршала и отчалила от берега. Лейтенант Иванов оглянулся. Он остался один. Лодка уже исчезла в утреннем тумане, и ни единый звук не доносился со стороны моря. Со стороны острова тоже. Недалеко виднелась темная полоска кустарника. Лейтенант Иванов пригнулся, юркнул в него и, расстелив плащ-палатку, лег в мокрую, после ночи, траву. Похоже было, что остров совершенно не охранялся, но лейтенант решил не рисковать и дождаться восхода солнца — там будет виднее.

Ждал он недолго. Вскоре, как это водится в тропиках, солнце мгновенно выскочило из-за горизонта, налетел ветерок и, в считанные секунды, разодрал туман на клочки, развеял его.

Лейтенант осторожно выглянул, остров быстро пробуждался: слышались людские голоса, запахло кофе, откуда-то зазвучала негромкая музыка. И, самое главное, лейтенант с радостью убедился в правильности своей догадки — остров действительно не охранялся. Ни единой заставы, ни одного вооруженного человека, да что там, даже мужчин не было нигде видно.

— Вот же олухи! — посмеялся он про себя. — Перед островом стоят две подлодки, а они даже не чешутся.

Зашуршали кусты, и лейтенант быстро пригнулся. Мимо него прошла полная женщина с бельевой корзиной в руках и, остановившись шагах в десяти, перекинула веревку и стала вешать белье для просушки.

«Вот некстати, — огорчился лейтенант, но тут же успокоился, — чего тут бояться, их же голыми руками взять — делать нечего».

Он блаженно раскинулся на траве и стал мечтать о том, что женщина скоро уйдет, а он беспрепятственно доберется до водокачки и, не спеша, спокойно, со вкусом подорвет ее.

Но вдруг пронзительная мысль обожгла его: «А американцы? Они ведь совсем не простачки, как же они попались? Здесь, наверняка, какая-то ловушка». И тут он похолодел, потому что понял, почему на острове нет мужчин.

«Мужчины вооружены до зубов и сидят в засаде, — догадался лейтенант, — а женщины, должно быть, выполняют функции разведки».

Да, в хитрости противнику нельзя было отказать. Приглядевшись, он понял, что женщина только делает вид, что вешает белье, а на самом деле ежеминутно старается повернуться к нему лицом.

«Следишь? — подумал лейтенант. — Ну ничего, голубушка, меня так просто не возьмешь». Он нащупал пистолет, но стрелять не решился — слишком много шума. «Сейчас главное оторваться от преследования», — решил лейтенант и, дождавшись, когда женщина стала к нему спиной, юркнул в сторону и быстро пополз, время от времени, резко меняя направление, чтобы сбить преследователей с толку. Вскоре он увидел еще одну женщину, которая тоже вешала белье.

«Грубо работаете, дорогие мои, — констатировал лейтенант, — могли бы еще что-нибудь придумать». В это время женщина повернулась к нему лицом, и лейтенант увидел, что женщина — та же самая. Он вернулся на прежнее место, но только с другой стороны.

«Ишь ты, как они все хитро на острове у себя устроили, никуда от них не денешься», — подумал лейтенант, отползая в сторону и стараясь, на этот раз, держаться прямого направления. Тактика оказалась верной, и больше на это место он не вернулся.

Вскоре путь ему преградила тропинка. Лейтенант залег рядом и стал думать, как действовать дальше. Если идти по тропинке, тогда точно не заблудишься, и, кроме того, она может вывести прямо к водокачке. Но на тропинке больше шансов встретить кого-нибудь, хотя, с другой стороны, на тропинке его, скорее всего, искать не будут. А в лесу, хотя и больше шансов спрятаться, но можно заблудиться. Кроме того, в лесу его, скорее всего, уже ищут.

Пока он таким образом размышлял, на тропинке показались люди: женщина и трое мужчин, один из них в военной форме. Лейтенант вжался в землю. Люди прошли мимо. Женщина была одета в роскошное белое платье и важно вертела носом, всем своим видом показывая, что ей нет дела до лейтенанта. Мужчины же, в свою очередь, делали вид, что всецело поглощены созерцанием женщины.

Но лейтенанту удалось заметить, что они искоса бросили на него несколько незаметных взглядов.

«Все! Обложили!» — понял лейтенант и, дождавшись, когда компания пройдет, одним прыжком перемахнул тропинку.

«Ничего, меня голыми руками не возьмешь!» — лейтенант решил идти к водокачке сейчас, немедленно, пока есть еще время. «Ничего, ничего! Пока меня поймаете, сами без воды останетесь!»

Но тут сзади послышался шорох, и кто-то дернул его за ногу. Лейтенант подпрыгнул, выхватил пистолет и обернулся. Перед ним стояла девочка лет пяти.

— Мужчина, на земле лежать нельзя, простудитесь, — сказала она серьезным тоном.

«Донесет», — понял лейтенант, но стрелять в ребенка рука не поднималась. Упрекнув себя за малодушие, он вскочил и снова бросился вперед. Теперь оставался только один выход — добраться до водокачки прежде, чем девочка расскажет взрослым о его местонахождении. Лейтенант упрямо и настойчиво стал продираться напрямую сквозь густой кустарник, уже не обращая внимания ни на производимый им треск, ни на царапины и ссадины, получаемые им в изобилии. Теперь все сводилось к одному! Вперед! Быстрее вперед! Только бы успеть. — Слава богу, он вскоре выбрался на возвышенность и впереди, теперь уже совсем недалеко маячил силуэт водокачки.

Вдруг, неожиданно для самого себя, он выскочил на новую тропинку и тотчас услышал совсем рядом, за поворотом, мужские голоса. Лейтенант привычным, уже отработанным, движением перескочил через тропинку и спрятался за деревом. Из-за поворота показались двое. Одного из них, высокого, с черными курчавыми волосами, лейтенант сразу узнал. Он уже видел его в компании, сопровождавшей женщину в белом. Другой, пожилой, с солидным шарфом вокруг шеи, был ему незнаком. Лейтенант сразу определил в нем главаря.

— Как же вы его потеряли? — спросил курчавый.

«Потеряли! Значит, мне удалось сбить погоню со следа», — удовлетворенно заметил лейтенант.

— Ничего, найдем, — ответил главарь, он непременно должен быть где-то здесь, больше ему некуда деться, — он подошел почти вплотную к лейтенанту и стал пристально вглядываться в противоположную сторону — а вы посмотрите пока с другой стороны, может он там.

Курчавый подошел и стал шарить по траве буквально в полуметре от лейтенантского носа.

«Все, это конец!» — подумал лейтенант и потянулся за пистолетом. Но вдруг мгновенный ужас парализовал его — он вспомнил, что, отправляясь на задание, забыл отдать замполиту свой комсомольский билет. Теперь этот билет, скорее всего, попадет в руки врага — лейтенант был реалистом и не тешил себя иллюзиями. Перед его взором замельтешили страницы, прочитанных еще в детстве, книг о подвигах героев —комсомольцев. Лейтенант понял, что надо делать. Стараясь не шуметь, он аккуратно извлек из кармана комсомольский билет и сунул его в рот. Центральные странички с отметками о членских взносах сжевались и проглотились быстро, но твердая виниловая обложка, на которой было самое главное — фамилия и фотокарточка, никак не поддавалась крепким лейтенантским зубам.

«Это недоработка», — решил лейтенант, — если уцелею, выйду в ЦК с предложением, чтобы обложки тоже делали из мягкого материала».

— Ну что, нашли? — спросил тем временем главарь у курчавого

— Нет, не нашел.

— Придется идти за помощью. Скунс — старший всегда выручал меня, когда я попадал в такое положение.

— На этот раз попробуем обойтись без Скунса, — ответил курчавый, — идемте, я покажу вам кое-что получше.

«Уф!» — вздохнул лейтенант, едва они скрылись за поворотом. — Ну и везет же мне сегодня! В который раз ускользаю... Ну теперь-то, голубчики, все! Идите, показывайте там что хотите, вам уж меня не достать. Водокачка вон она, в двух шагах».

Он бережно вытащил комсомольский билет изо рта, разгладил его, упаковал в полиэтилен и нежно опустил в карман. Затем встал, расправил плечи, вышел на тропинку и, почти не таясь, пошел к водокачке.

Она, как он и предполагал, совсем не охранялась. Вокруг не было видно не души.

«Все в лесу, меня ищут», — злорадно подумал лейтенант. Рядом с водокачкой цвел на удивление прекрасный розовый куст. Как лейтенант не спешил, он все же задержался на мгновение, полюбовался, и даже не стал лезть напролом, обошел его — лейтенант был не чужд прекрасному.

Водокачка, как будто нарочно, была построена так, чтобы ее было удобнее взрывать: хоть и изящная, фигурная, но непрочная, деревянная, со множеством выступов и углублений — как раз для закладки взрывчатки. Лейтенант быстро распаковал рюкзак, извлек пакет с тротилом, и стал прилаживать его.

Это оказалось неудобно: одной рукой приходилось удерживать взрывчатку, другой — привязывать, а привязывать одной рукой лейтенант не умел. Лейтенант несколько раз ронял пакет и вздрагивал, инстинктивно вжимая голову в плечи.

Вдруг розовый куст зашевелился, зашуршал, и оттуда выбрался хромой старик. В одной руке он сжимал букет роз, в другой — тросточку.

Лейтенант вздрогнул и подался назад.

— Молодой человек, я вижу у вас затруднения, давайте я окажу вам помощь.

Он выхватил у оторопевшего лейтенанта взрывчатку и приложил ее к водокачке.

«Наверное, какой-нибудь местный придурок», — решил лейтенант и привязал пакет.

— Отойди, дед, сейчас как рванет, — он вытащил коробок и запалил спичку.

— Вы с ума сошли! — взвизгнул старик и задул огонек. — Вы что не знаете, что водокачка на бензине работает? Она же элементарно от вашей спички загореться может!

— Отойди дед! — повторил лейтенант, теперь уже грозно и вытащил из кобуры пистолет.

Подбородок у старика задрожал.

— Как вам не стыдно молодой человек. Я гожусь в ваши папы, а вы в меня тыкаете пистолетом, как будто в какую свинью. Вы что не знаете, что этим убить можно? Предупреждаю, я буду вынужден применять необходимую самооборону.

— Применяй! — согласился лейтенант.

Старик взмахнул тростью и тюкнул лейтенанта по темечку.

* * *

Лейтенанту показалось, что был он без сознания одно только мгновение. Но очнулся он от множества людских голосов, едва пробивавшихся сквозь темную завесу потускневшего разума: значит, прошло время, раз здесь собрались люди. Лейтенант с трудом приоткрыл глаза. Рядом с ним на корточках сидел человек в цилиндре и озадаченно вертел в руках изжеванный комсомольский билет. Немного поодаль в виде смутного пестрого пятна различалась толпа людей.

— Эка, как вы его трахнули, дядя Сигизмунд, посмотрите, даже в карманах все рассыпалось, — сокрушенно сказал человек в цилиндре.

Может быть, вы еще скажете, что и исцарапал его тоже я? — ответил откуда-то знакомый и противный стариковский голос. — Ей-богу, все так уже было!

— Смотрите, он приходит в себя, — сказал кто-то.

Человек в цилиндре посмотрел на лейтенанта.

— Вы меня слышите? Кто вы? Отвечайте, я президент этого острова.

«Будто ты не знаешь, кто я такой!» — со злобой подумал лейтенант.

— Как вы себя чувствуете?

«Ишь ты, прикидывается, будто заботу проявляет. Надо плюнуть ему в рожу, чтобы не издевался над коммунистом... Да, пожалуй, я так и скажу им, что я коммунист — так солиднее. Пускай расстреливают!»

Лейтенант представил, как он стоит у стенки и бросает и лицо врагам слова презрения. На душе у него стало хорошо, и он решил все-таки плюнуть в лицо президенту. Но... увы, во рту пересохло и плевка не получилось.

— Пить хочет, — по —своему истолковал движение лейтенантских губ президент, — дайте ему содовой.

— Коммунисты не пьют содовой! — прохрипел было лейтенант, но тотчас почувствовал, что в рот ему полилась шипучая жидкость. Он собрался с духом и выпустил ее в лицо президенту.

— Ты что, с ума сошел? — подскочил президент.

— Вот! Я же говорил, что он сумасшедший! — воскликнул тот же стариковский голос. — Разве нормальный человек будет играть с огнем около водокачки, да еще и размахивать при этом пистолетом.

— Нет, господа! Я не сумасшедший, — прохрипел лейтенант и, цепляясь руками за водокачку, встал на ноги. Мутная пелена постепенно спала с его глаз, и он увидел стоявших перед собой врагов. Целую толпу. Мужчины, женщины, дети — и все враги. Ни одного родного лица.

— Нет, господа! Я не сумасшедший! — повторил лейтенант твердым, прорезавшимся голосом. — Я коммунист!

Ожидаемого взрывного действия на толпу это заявление не произвело. Толпа осталась равнодушной.

«Они уже привыкли, — понял лейтенант, — они уже привыкли мучить коммунистов», — и он с вызовом посмотрел на толпу.

— А вы какой коммунист? — вдруг спросил один враг — грузный мужчина с трубкой в руках. — По убеждениям или по документам?

Лейтенант уже настроился пройти все мучения до конца, а потому ответил:

— Я и по документам и по убеждениям. Гады!

— Такого не бывает, — назидательно сказал президент.

— Бывает, — возразил мужчина с трубкой, — хотя и очень редко, но бывает. В бытность мою спецкором ТАСС, мне на материке попадались иногда такие люди. Но здесь явно не тот случай.

— Так зачем же вам требовалось играть с огнем, товарищ коммунист? — спросил, как показалось лейтенанту, с некоторой издевкой, президент.

— А я и не играл, — презрительно сказал лейтенант. — Что меня сюда, в игрушки, что ли, играть забросили? Я водокачку взрывал.

— Водокачку взрывали? — удивился президент. — Зачем?

«А действительно — зачем? — подумал лейтенант. — Впрочем, черт его знает. Начальству виднее».

— Вам этого не понять, гады! — крикнул он. И тут его прорвало. Слова полезли из него, как кипящее молоко из —под крышки кастрюли. Он кричал о своей ненависти к врагам, о том, что за него отомстят — за его спиной целая подводная лодка, о том, что к вечеру от острова не останется камня на камне, и о многом, многом другом.

— Вот теперь мне все понятно, — сказал президент, выслушав лейтенантскую болтовню. — Одного я не могу понять, почему послали именно вас.

— Потому что идеологически я самый выдержанный, — с гордостью ответил лейтенант.

— Фи! — Воскликнула Белла. — Выдержанное хорошо только вино. А выдержанный мужчина — это — фи!

Лейтенанту почему-то стало стыдно.

— Стреляйте! Всех не перестреляете! — крикнул он и рванул на груди тельняшку.

— Нет, он все —таки сумасшедший! — снова взвизгнул старик Сигизмунд. — Разве нормальный человек будет себя так вести?

— Нет, это не сумасшествие, — возразил Хрисанф, — это по —другому называется, хотя и недалеко ушло. Впрочем, можно спросить у Доктора. Доктор, это, случайно, не по вашей части?

— Не по моей, — ответил Доктор, — но как помочь, я знаю. Этого юношу от окончательного разложения может спасти только высшая мера.

— Но это слишком жестоко! — в один голос воскликнула толпа.

— Да уж, Доктор, вы это слишком... — сказал президент. — Высшая мера на острове не применялась, дай бог памяти, уже лет двести.

«Гуманистов из себя разыгрывают, — устало подумал лейтенант. — Кончали бы, что ли, скорее, не мучили».

— Нет, сынок,— вышел вдруг из толпы огромный толстый человек, поверь моему педагогическому опыту — доктор прав. Больше здесь уже ничего не поможет.

— Ну что ж, папа, — вздохнул президент, — тогда ты сам и приведи приговор в исполнение.

Толстяк кивнул и ухватил лейтенанта за загривок.

— Сейчас вы увидите, как могут умирать советские люди! — громко крикнул лейтенант.

Ему никто не ответил.

А толстяк, вопреки ожиданиям, не стал ставить лейтенанта к стенке, а сделал что-то совсем малообъяснимое: зажал с силой лейтенантскую голову между колен и стал расторопно стягивать с него штаны.

Лейтенант Иванов все понял.

— Не на-адо! — Завопил он писклявым голосом, как когда-то в детстве.

В воздухе просвистел ремень...

— Фи, Джованни, — прошептала Белла, прислушиваясь к лейтенантским всхлипываниям, — а ты стал бы плакать, если бы тебя выпороли?

— Нет! — твердо сказал Джованни, немного подумав. — Я, может быть, покричал бы немного, если бы было очень больно, но плакать бы я точно не стал.

— Ну, немного покричать — это можно, — успокоила его Белла, — потому что это действительно больно.

... Лейтенант Иванов плохо осознавал происшедшее. Разум помутился. Помнилась только невыносимая, жгучая обида, страшная жажда мести... Потом теплая морская вода и чей-то вкрадчивый голос:

— Куда плывем, шеф?

— На подлодку! — решительно прошептал лейтенант.