- Информация о материале
- Автор: Андрей Шипилов
- Категория: И Упало Слово
- Создано: 21 октября 2016
Тагор был прав. Пока Корчак завтракал, ловя на себе любопытные и оценивающие женские взгляды, его мысли «собрались сами собой» и из смутной догадки оформились в четкий план действий.
«Этот маленький кусочек пластика распахнет перед вами любые двери», — сказал Дабл Ви.
И этот кусочек пластика сейчас лежал у него в нагрудном кармане. Маленькая чипованная карточка с его фотографией и номером 74668. Ни фамилии, ни имени на карточке не было: простым смертным, для демонстрации которым предназначалось это удостоверение, не полагалось знать имена небожителей — офицеров госбезопасности.
Специалисту центральной земной администрации Янушу Корчаку вход в лагерь был строго настрого заказан. А как насчет лейтенанта госбезопасности 74668? Ян был уверен, что пересечения проходной лагеря офицерами госбезопасности не фиксируются в журналах. В любом случае он мог бы специально приказать не фиксировать его проход, мотивируя бы это требованиям секретности.
Попробовать в любом случае стоило. Если бы план не задался, он мог бы просто отказаться от его осуществления на любом этапе. И даже если бы о его попытке стало бы известно Дабл Ви, этот проступок был не таким уж значительным, чтобы повлечь серьезное наказание.
Ян оделся посолиднее по лагерным понятиям, чтобы сразу было видно начальника. Захватил тонкое кашне из настоящей шерсти. Он планировал закрыть им нижнюю часть лица, когда будет в Лагере. На случай, если встретит знакомых. Уже вовсю дул ледяной осенний ветер и замотать лицо было вполне естественным поступком для изнеженного начальника.
Он вызвал геликоптер до северо-западной проходной — этот пропускной пункт был самым ближним к школе. Время было между рабочими сменами, и проходная была пуста — очень кстати. Ян приложил свое удостоверение к площадке турникета — сработало. Загорелся зеленый разрешающий сигнал, и, видимо, одновременно на пост ушел сигнал о «важном» посетителе потому что с вахты выскочил испуганный стражник, одергивая на ходу гимнастерку.
— Мой визит в лагерь должен оставаться в тайне, — сказал Ян, — никаких записей в журнале регистраций.
— Само собой разумеется, — ответил стражник, — ваши — не фиксируются.
Путь к школе лежал мимо того самого продовольственного склада, за которым был поросший бурьяном откос, где они встречались с Полли. Странно, это хорошо знакомое место, при виде которого у него раньше теплело на душе, на этот раз не вызвало никаких эмоций. Оно вообще не казалось сейчас знакомым. Да и сам лагерь изменился. Величественные еще несколько дней назад административные здания, основательные и огромные производственные строения, аккуратные ряды бараков — все это утратило былую величественность, основательность и аккуратность и представлялось сейчас чем-то совсем мелким, жалким, грязным и несерьезным.
Конечно, лагерь остался прежним, изменился он сам — понял Корчак.
На вахте школы сидела давешняя тетка-вахтерша. Корчак поднял повыше кашне, но это была абсолютно излишняя предосторожность. Тетка даже не посмела поднять на него глаза, и увидев удостоверение, уменьшилась в размерах в два раза, и севшим слащавым голосом пообещала немедленно вызвать сопровождающего. Корчак молча отодвинул ее рукой, он знал, куда идти.
Директор школы подобострастно взвился ему навстречу из-за стола, его уже успели предупредить. Он старался держать себя в руках, но нижняя губа у него предательски дрожала.
— Я по совершенно секретному делу, — начал с порога Корчак, — о моем визите никто не должен знать. Вы вообще должны забыть, что я был у вас, как только я покину этот кабинет.
— Конечно, это само собою разумеется, нешто мы без понятия, что такие гости просто так не приходят, — сладко пел директор.
— Пятнадцать лет назад в вашу школу доставили ребенка, уцелевшего после катастрофы в тайге… — начал Корчак.
— А-а, вот в чем дело, — по лицу директора расплылось облегчение. — Это было не при мне, еще при прежнем руководстве.
— Мне нужна полная и детальная информация об этом ребенке!
— Ну так я же уже отвечал, на все предыдущие запросы.
— Были еще запросы об этом ребенке?
— Конечно, каждые два-три года запрашивают! Официально! Я, собственно потому и помню эту историю, что все время на запросы отвечаю. Так бы я вообще не знал. Эту девочку забрали отсюда, когда я тут еще не работал.
— Ее забрали? Куда? Я хочу взглянуть на ее личное дело.
— Так ведь нет личного дела, я об этом в ответе на каждый запрос пишу. Личное дело было изъято вместе с этим ребенком. И полностью поменяли после этого администрацию школы. Не знаю, связано ли это с изъятием ребенка, но думаю, что связано, так как все личные дела прежней администрации так же были изъяты. Все эти детали я каждый раз указываю, когда отвечаю на очередной запрос. Я сейчас распоряжусь сделать для вас копии. Только ведь деталей-то нет никаких. Я правда ничего не знаю. И ни одного человека, который хоть что-то бы знал, в школе не осталось.
Корчак пролистал принесенные копии ответов. Они были идентичны и не оставляли никакой надежды. Хотя нет, надежда была. Теперь у него в руках были номера запросов, которые присылала администрация лагеря о ребенке. И по ним можно было установить кто именно и с какой целью подавал эти запросы. Нет, не всё еще было потеряно.
— Спасибо, — сказал Корчак, — пожалуй это всё. Напоминаю, что о моем визите сюда никто не должен знать.
— Физкультурные занятия старшеклассниц посмотреть не желаете? — угодливо улыбнулся директор. — Я сейчас распоряжусь!
— Физкультурные занятия? Зачем? — удивился Корчак.
— Ну-у, в Лагере они быстро увядают и изнашиваются. А у нас тут свеженькие и юные, очень симпатичные!
Корчак не сразу понял, о чем идет речь, а когда понял, гнев захлестнул его:
— Почему вы думаете, что меня может это заинтересовать? — резко чеканя слова, спросил он у директора.
— Ну, вы же лично сюда пришли, собственной персоной. Так сказать, — растеряно пробормотал тот.
— Я пришел сюда лично, потому что это секретное дело! А вы, вижу уже забыли…
— Извините, пожалуйста, — скукожился директор, — я и вправду поступил глупо. Я должен был сообразить, что человеку вашего уровня ну никак не к лицу лично ходить по таким делам, вам же стоит только пальцем пошевелить и вам тут же всё доставят. Но кто попроще, из лагерной администрации, так те ходят лично. Очень, очень довольны! Мы даже оставляем самых популярных девочек сверх срока, на «дополнительное физкультобучение, так сказать», — противно захихикал он.
Корчак вышел на улицу кипя гневом. Первым его побуждением было дойти до вахты и провозгласить «Слово и дело». Но он сразу сообразил, что трудно себе представить более нелепую картину, чем офицера госбезопасности, апеллирующего к «Слову и делу» перед простым стражником.
Подумав, немного он понял, что торопиться, не разобравшись, не стоило. Очевидно, что масштабы происходящего были такими, и в них было задействовано такое количество сотрудников администрации и школьного персонала, что уж великой тайной это точно не являлось. Похоже это было тайной только от рядовых лагерных работников.
Интересно, а Дабл Ви, а Капитан Кидд об этом знают? Он видел их реакцию на сексуальное притеснение работниц шахты, и эта реакция была негативной и искренней. Он мог бы рассказать об этом Дабл Ви, и он был уверен, что тот отреагирует «правильно», но тогда пришлось рассказать и о своем нелегальном визите в Лагерь.
Немного поразмыслив он понял, что обязательно найдет способ оповестить о происходящем и Дабл Ви и Такэду, никак не раскрывая себя, и немного успокоился.
Он вдруг вспомнил о своем первом сексуальном опыте. Здесь, в школе. Мальчики и девочки учились раздельно, жили в разных корпусах и видели друг друга только несколько раз в неделю, на некоторых совместных занятиях.
Но с 15 лет их контакты резко интенсифицировались. Проводились совместные спортивные праздники, летние спортивные лагеря, совместные праздничные концерты, подготовка к которым требовала много времени проводить совместно. Тогда-то всё и происходило. Урывками, в раздевалках, хозпомещениях, за кулисами лагерного клуба, или просто в зарослях, окружавших летний спортивный лагерь.
Еще тогда он обратил внимание, что некоторые девочки были весьма и неожиданно опытны в таких делах.
Девочка, с которой он потерял невинность была весьма искушенной. Она похвасталась ему: «А я умею получать удовольствие от этого, многие девочки нечего не ощущают, а я — научилась». Именно тогда он и узнал об этой калечащей операции, которой подвергают всех девочек.
И вдруг его сердце словно обожгло кипятком. «В лагере они быстро увядают и изнашиваются», — сказал Директор. Корчак вдруг осознал, что его долгие и многотрудные поиски могут в конце концов привести его к изможденной и преждевременно состарившейся лагерной работнице, которую уже ничего в этой жизни не интересует. Но он отогнал от себя эту мысль. Логика и здравый смысл были против. Не для того человека вытаскивают из лагерной школы, тщательно зачищая все следы, чтобы просто запихнуть в лагерный барак.
В кармане у него лежали все номера запросов о ребенке, поданные в школу. Предстояло найти способ выяснить, что это были за запросы, не раскрывая своего визита в лагерь. Корчак подумал о Тагоре. Компьютерный гений должен знать все нюансы работы лагерной информационной системы. Правда Корчак не представлял, что он будет говорить Тагору о цели своего исследования, но ведь Тагор не обязательно спросит о ней.
Так и оказалось.
Тагор был у себя в комнате, и едва взглянув на список Корчака, даже не задав ни единого вопроса, закачал головой.
— Это все старые номера, Ян. Тут их уже нет, они в центральном архиве. Если будете запрашивать официально, ждать не меньше месяца. Реально — около двух. Они там все вручную ищут, представляете? Но если — неофициально, то я просто могу запросить файл, где они хранятся, скажу, что мне нужно для тестирования базы. Придет через несколько дней, максимум через неделю. Вот такая у нас организация. Если для реальных нужд — два месяца, а если как болванку для прогона, то несколько дней.
— Вы можете это сделать для меня? — спросил Корчак с замиранием сердца.
— Почему бы мне это не сделать для вас, если мне это ничего не стоит, — две минуты, чтобы послать письмо и всё.
— Тогда пожалуйста, вытащите из этого максимум информации, который только возможен, —попросил Корчак.
Выйдя от Рабиндраната, Ян решил не откладывать в долгий ящик и другое обязательство, которое взял на себя сегодня.
«В любой непонятной ситуации — советуйтесь со мной», — сказала ему Шарлотта.
Почему бы нет! Это была как раз та тема, которую он мог безбоязненно доверить Шарлотте.
Она выслушала его молча, и он лишь видел, как постепенно темнели от гнева ее глаза по мере повествования.
— Идемте, — сказала она, — только один человек тут понимает то, что нам с вами — сложно понять, Елена была в Лагере, как и вы. И она училась в этой школе.
И снова Ян рассказывал эту историю про девочек и школу и наблюдал, как менялось лицо Елены Глинской.
— Спасибо, Ян, — сказала она, когда он закончил.
— За что? — удивился Корчак
— За то, что я вижу на вашем лице боль, а не «понимающую ухмылку». Знали бы вы как мало «честных и порядочных мужчин» способны удержаться от такой ухмылки. Даже здесь, у нас.
— Ты знаешь, как можно помочь этим девочкам? — спросила Шарлотта.
— Никак! — ответила Глинская, — там нет никого, кто ждет помощи. — Все прекрасно понимают, что если девочку заставлять делать то, чего она не желает делать, то рано или поздно кто-то из них провозгласит «Слово и дело». Поэтому все, что там происходит с девочками, делается с их полного и осознанного согласия.
— Неужели им это нравится? — недоуменно спросил Корчак.
— Нравится? — крикнула Елена, — мне это «нравится» до сих пор снится по ночам, и я просыпаюсь с криком! У них просто нет иного выхода, Ян. Это «осознанная необходимость», как любит выражаться Тагор. Они цепляются за эту возможность, как за единственный способ отодвинуться от надвигающегося на них Лагеря. Кто-то — чтобы попасть на «дополнительное физкультурное обучение», и хотя бы на год-другой продлить «детство», а кто-то — чтобы получить шанс вырваться.
— Я была прилежной ученицей, — продолжила она после минутной паузы — я три года продержалась на «физкультурном допобучении», и мне невероятно повезло. Меня взяли в качестве «коллективной секретарши» в заводоуправление. Ну, понимаете, чтобы не бегать, каждый раз в школу, если вдруг «приспичит». Но они даже подумать не могли, что у их сексуальной игрушки могут быть мозги, и эти мозги могут более развиты, чем все их птичьи извилины вместе взятые. В итоге я — здесь, а они все — в штрафбате. Если бы не моё «допобучение», Ян, я бы сейчас загибалась на лагерных работах. Оно дало мне шанс. Не отнимайте этот шанс у других девочек!
Когда они с Шарлоттой уходили, Елена вдруг остановила их.
— Ян, — окликнула она. Слёзы на ее глазах просохли и на них смотрела прежняя рыжая бестия. — Я не Анна Клевская, и не вижу людей насквозь, но моя профессия — видеть будущие события чуть раньше, чем их начнут предполагать остальные. Так вот, Ян, когда вы начнете играть собственную игру, позовите меня в свою команду. Более преданного союзника вам не найти.