• И Упало Слово. Роман

Дабл Ви встретил их темным хмурым взглядом. Было заметно, что он едва сдерживает гнев. Он славился своим умением управлять эмоциями, но сейчас было заметно, что он едва контролирует их.

— Вот ведь какая история случилась, — начал он тусклым и внешне спокойным голосом, — ко дню рождения Великого Вождя во всех Лагерях проводят для работников праздничные концерты.

Вот и неделю назад, на последнее празднование его дня рождения, тоже везде прошли концерты, во всех Лагерях. Вы знаете традицию? В каждый такой концерт обязательно включается маленькая одноактная пьеска, комедийного содержания, непременно с моралью, в воспитательных, так сказать, целях.

Каждый год сочиняется новая пьеска, на новую тему, с новой моралью. И в этом году тоже была такая веселая пьеска, под названием «Свихнувшаяся мать». И цензорам и устроителям очень понравилась: смешная, свежий сюжет. О том, как лагерная работница вообразила себя специалистом по воспитанию детей и решила, что она может воспитывать своего новорожденного ребенка самостоятельно, пытается спрятать его от медиков. Все, конечно, заканчивается благополучно, как и положено в таких пьесках. Ребенок не пострадал и передан в руки специалистов, а свихнувшуюся работницу направляют на лечение.

Но вот ведь какое дело, то что показалось устроителям смешным, у лагерных работниц вызвало совсем иную реакцию. Все концерты оказались сорваны из-за массовой истерики зрительниц. Кое-где ситуация оказалась на грани бунта: работницы едва не штурмовали школы, желая увидеть «своего» ребенка.

С большим трудом удалось взять все под контроль. Психологи до сих пор работают во всех лагерях, днем и ночью, всё вроде стабилизировалось. Но повсюду производительность труда все еще на 20 процентов ниже нормы. Я вас хочу спросить, вы ничего об этом не слышали?

— До меня доходили слухи, — сказал Корчак, — но без подробностей.

— Без подробностей? — взвился Дабл Ви, — Я вам сейчас подробности расскажу! Сразу кинулись искать автора и удивительное дело — автор — неизвестен. И непонятно, каким образом пьеса попала в цензурный комитет. Вообще непонятно откуда она взялась. Никаких следов!

Ну там хоть и не такие гении сидят, как вы, но и не дураки. Поняли, что единственное место откуда такая пьеса могла просочится — это система наших исследовательских центров. Вот теперь выясняют, из какого конкретно. На днях к нам комиссия прилетает! И вся наша программа — теперь под угрозой закрытия. Вопрос уже внесен в повестку дня.

Дабл Ви встал, подошел к Корчаку и пристально посмотрел ему в глаза:

— А мне вот — не надо выяснять, из какого именно центра! Я — знаю из какого! Вы знаете, друзья мои, я даже об именах авторов этой пьесы догадываюсь! — Короче, — сказал он после минутной паузы, если я до завтрашнего дня не проведу официальное расследование и не сдам им виновного, нашу программу закроют. Если сдам — то ограничат, но, надеюсь — сохранят. Поэтому вы должны сейчас назвать мне виновного. Вот кого назовете, тот и ответит за эту пьесу.

— Я не очень понимаю… — начал Корчак.

— Я — объясню! — перебил его Дабл Ви. — Ни вас, ни Анну, я сдавать не намерен, вы — слишком ценные кадры, на вас вся работа завязана. В вашем центре достаточно других людей, не таких ценных. Вот вы мне сейчас и назовете, кого я должен сдать им вместо вас. Кого-нибудь малоценного. Вы назовете! Вы останетесь целы и невредимы, а тот, кого вы назовете — нет! Пострадает невинный человек и вы, именно вы сейчас решите, ктo именно. Это будет ваше наказание и достаточная гарантия того, что вы впредь не позволите себе таких заскоков. Итак, я слушаю.

— Мы уже обдумали этот вопрос, — ответила Анна, вытащила из портфеля папку и положила ее на стол Дабл Ви. — Здесь — результаты проведенного вами расследования и здесь уже указаны все виновные в произошедшем.

Дабл Ви посмотрел на нее с изумлением.

— Поскольку читать и вникать долго, я объясню все на словах, — продолжила Анна, — Помните, мы с вами обсуждали программу создания текстов двойного назначение. Таких, которые вызывали бы разную реакцию у разных социальных групп, у лагерных работников одну, а у администрации, например, другую. Программа была утверждена и запущена в работу. В точном соответствии с графиком программы был создан текст образца и отправлен для проверки в столичный департамент информации. На этот документ был поставлен гриф «совершенно секретно».

Все эти пояснения Анна сопровождала распечатками, которые клала на стол Дабл Ви, тот их с жадностью хватал и просматривал.

— И там, в столице, произошла накладка, — продолжала Анна. — Вы же знаете, как все эти организаторы концертов тянут все до последнего момента. И когда до дня рождения Великого Вождя оставалось несколько дней, вдруг обнаружилось, что пьесы нет, не готова. Все кинулись искать выход. Кто-то из этих «искателей», кто имел доступ к секретным документам, увидел наш текст и прочитав его, не нашел в нем ничего секретного, но зато понял, что это именно такая пьеса, которая им нужна.

Короче, по знакомству ли, по глупости ли, какой-то идиот снял с нашего текста гриф «совершенно секретно» и отправил в программу праздничного концерта. А может это был не один идиот, а группа идиотов, принявшая такое решение коллегиально.

Вот так и случилось, что из-за этих идиотов в столице, совершенно секретный документ оказался в концертной программе, что и вызвало такие ужасающие последствия.

Когда виновники произошедшего поняли, что натворили, они стали заметать следы, потому то и «автор пьесы неизвестен» и «источник непонятен». Им несложно было замести следы, поскольку расследование проводят, я полагаю, как раз те люди, кто все это и натворил. А потому, Дабл Ви, я думаю, что будет правильно, если вы отправите этот отчет не им, а Такэде, а еще лучше, потребуете через него созыва Большого Жюри Ревизоров, поскольку в деле, очевидно, замешаны очень высокопоставленные лица.

На лице Дабл Ви отобразилось невероятное облегчение. Он впервые улыбнулся по-настоящему.

— Вы знаете, кто они, эти «высокопоставленные лица»? — спросил он.

— Это вы знаете, — ответила Анна. — Вы не раз жаловались, что там в столице у нашей программы много врагов. Вот теперь с ними можно покончить одним ударом. Вот кого назовете, тот и ответит за эту пьесу. — добавила она ехидным тоном.

— Погодите, погодите, — поморщился Дабл Ви, — вы меня совсем запутали. Это ведь только распечатки. А оригиналы? Оригиналы есть в компьютерной системе? — вдруг спохватился он.

— Как только вы внесете в эти документы фамилии ваших врагов в столице, и поставите под исходящими вашу цифровую подпись, — сказала Анна, — они тут же станут оригиналами, и появятся в компьютерной системе с правильными исходящими и входящими номерами и датами. Как будто они там и были изначально. Комар носа не подточит.

Дабл Ви ошеломленно посмотрел на них.

— Ну конечно же! Тагор! — воскликнул он. Тагор работает с вами, я мог бы догадаться. Кто еще? Чтобы попасть в номера и даты надо было заранее все рассчитать и сделать соответствующий сдвиг. Ринго Стар! Угадал? Сколько вас там?

Он задумался на мгновенье.

— Нет, это даже не заговор, — сказал он, — вы понимаете, что вы сейчас устраиваете настоящий государственный переворот?

— Не мы, Вы устраиваете! — мягко сказала Анна, — вы же один из нас, Дабл Ви. Если бы не ваше благородное происхождение, если бы не семья, в которой вы родились, то вы бы сейчас были бы не здесь в вашем кабинете, а с нами в центре Ч. Это вы собрали нас всех вместе, это вы указали нам цель. А, что мы делаем, это просто идем к указанной вами цели. Вы с самого начала знали, что без того, что вы назвали «государственным переворотом» этой цели достичь нельзя.

— Вы загнали меня в угол, — сказал Дабл Ви, — думаете я вам это прощу?

— Бросьте! — Анна наклонилась вперед и посмотрела ему прямо в глаза, — это не рациональное ощущение. Это в вас бурлят эмоции, Дабл Ви! Это эмоции говорят вам, что вас загнали в угол. Отбросьте их, и ваше рациональное сознание подскажет вам, что вы, наоборот, вырвались на свободу.

Никто вас ни к чему не вынуждает. У вас по-прежнему есть свобода выбора. Вы можете сдать им «жертву», как хотели вначале, и выторговать продолжение работы центров. Вы можете, используя те возможности, что мы вам показали, придумать свою «отмазку», и пустить ее в дело, не совершая, как вы выразились «госпереворота». А можете поступить по тому плану, что мы вам сейчас предложили.

Но и вы и я, мы оба прекрасно знаем, как вы поступите.

Вас бесит лишь то, что решение это было найдено не лично вами и не под вашим контролем, а другими людьми и без вашего участия. Из-за этого вам кажется, что вы попали в зависимость от нас. Но вдумайтесь, и вы поймете, что это не так.

Последнее слово — будет всегда за вами. Без ваше цифровой подписи ничего работать не будет. Мы бессильны без вашей цифровой подписи, а вы бессильны без наших мозгов.  Мы нужны другу — это называется партнерство!

— Однако, вы провернули всю эту операцию втайне от меня, и узнал я о ней не от вас, — сказал Дабл Ви.

— Если мы скажем, что это была случайность, вы поверите? — спросил Корчак.

— Я предпочту не поверить в это? — сказал Дабл Ви, — так мне будет спокойнее.

— Ну тогда просто поверьте, что это была глупость, — сказала Анна, — ведь гении тоже совершают глупости, хоть и гениальные. Мы и вправду отправили эту пьесу в столицу для проверки эффекта, только без грифа «секретно». Мы были уверены, и предварительные испытания, здесь, в Бодайбо показывали, что эффект будет едва-едва виден, буквально на грани статистической погрешности. Просто мы делали пробные замеры на маленьких аудиториях, но сейчас нам уже понятно, что эффект — зависит от массовости нелинейно. Десять зрителей – ничего не ощутят, пятьдесят — ощутят на грани погрешности, но уже двести зрителей дадут очень мощную реакцию. Никто такого предположить не мог.

— В это я поверю, — сказал Дабл Ви после минутного раздумья — Ну, хорошо, у меня два условия по нашему, как вы выразились «партнерству». — Первое, никаких результатов ни по каким работам в столицу не отправлять вообще, пока они не пройдут полную обкатку тут, в лагере Бодайбо, и пока я не дам явно выраженное согласие на их отправку.

— Принимается, — сказала Анна.

— Второе условие, я хочу лично встретиться со всеми заговорщиками, с вашей, так называемой «командой», и каждому посмотреть в глаза.

— Принимается, — сказала Анна, — мы сами хотели просить вас об этом. Но если можно, не прямо сейчас, а чуть позже. У нас на подходе один очень важный результат, и мы хотели преподнести его вам лично, всей командой.

— Принимается, — согласился Дабл Ви, — но я пока еще не сказал вам окончательно ни «да», ни «нет». Я хочу еще раз обдумать все, когда останусь один. Когда рядом не будет вас, Анна. Потому что я не знаю, то ли вы меня и в самом деле убедили, то ли это работают ваши гипнотические штучки.

Они оставили его одного.

— Наивный человек, — хитро улыбнулась Анна, когда они вышли из кабинета, — он полагает, что мои гипнотические штучки перестанут работать, когда меня не будет рядом с ним.

— Он ничего не сказал про финал пьесы, — заметил Корчак.

— И прекрасно, — ответила Анна, — если уж он не заметил, то значит и никто не заметит!

Основная сюжетная нить, со «свихнувшейся матерью», была лишь дополнением. Пьеса была запущена только ради финального монолога героини.

«Я не хочу на Безмятежные Острова, — кричала героиня в финале, — Я отказываюсь от них! Эй, кто-нибудь, выведите меня из этой тьмы на свет! Я хочу света! Я хочу увидеть, какой бы была моя жизнь, если бы не было этих проклятых островов! Я знаю, наступит день и придет тот, кто выведет меня из тьмы!»

Совершенно бессмысленный бред с точки зрения любого чиновника земной администрации, вполне характерный для сошедшей с ума женщины. Но у каждого лагерника, эти слова должны были вызвать совсем иную реакцию. Это был прямой призыв к тому самому «волшебнику», к «особому человеку», слухи о котором переполняли лагеря.

Анна предполагала, что этот призыв, попав в души лагерников, спустя какое-то время прорастет, расцветет и даст плоды. Теперь оставалось только ждать этих плодов.

— Ты сказала, что Дабл Ви не из обычной семьи, — спросил Корчак у Анны, когда они поднялись на крышу в ожидании коптера. — Он что из ваших, из ревизорских?

Она недоуменно посмотрела на него.

— Ты разве не знаешь? Дабл Ви — один из потомков Великого Вождя. И у него идея фикс, что он, как правнук, должен исправить то, что наворотил его прадедушка.

• Назад
• Вперед