Некоторое время они молчали. Потом Корчак сказал:

— Надо бы мне прочесть эти мои заповеди. Вдруг я с чем-то не соглашусь.

— Согласишься! — твердо сказал Ньютон. — Любой, кто прошел через лагерь, с ними согласится.

— И все же, они у вас должны быть в напечатанном виде, как доедем до вашего поселка, найди мне экземпляр.

— Зачем ждать? Я их так часто произношу, что уже на память выучил. Вот слушай.

Ньютон принял торжественный вид и провозгласил:

— Принцип первый: Да не будет никто разлучен! Ни дети с родителями, ни супруги, ни влюбленные, ни друзья. Каждый сам волен решать с кем ему жить и общаться, и никто не вправе тому препятствовать!

— Ну как тебе? — повернулся он к Корчаку.

— Я честно говоря, думал, — ответил тот, — что первая заповедь будет запрещать рабство, — но когда сейчас услышал тебя, то понял, что так будет правильнее. Человек может ко всему привыкнуть и со многим смириться. И с принудительным трудом, и тяжелым бытом, и с обидами, и с физической болью. Ни никогда не сможет смирится с потерей близких и с разлукой. Это правильно, что они сделали такой принцип первым.

— Нет принципа, запрещающего рабство, ибо рабство многолико и может маскироваться, — торжественно сказал Ньютон. — Поэтому наши принципы запрещают не само рабство, а все его многоликие черты, чтобы они нигде не просочились.

Он снова принял торжественный вид и провозгласил:

— Принцип второй: Да не будет никто принуждаем! Никто не может быть принужден делать (или наоборот, не делать) то, чего он не желает. Думать, говорить и слушать то, чего он не хочет. Жить и бывать там, где он не сочтет нужным. Если только он сам добровольно и осознанно не взял на себя по службе или по договору с другими людьми по обязательства, ограничивающие это его право.

— Оговорка о добровольном и осознанном ограничении, она для того, чтобы работникам можно было поручать работу, которая им не нравится? — спросил Корчак.

— О нет, — засмеялся Ньютон, — это вообще на все случаи жизни. Ведь без того, чтобы добровольно брать на себя ограничения, жить нельзя. Вот ты женишься, например, значит добровольно ограничиваешь себя в общении с другими женщинами. Или на государственную или военную службу пошел, значит будь любезен делать то, что тебе под должности полагается, даже если тебе не нравится. Ну или если договорился работу какую-то выполнить, тогда исполняй договор, даже если тебе расхотелось, потому что люди на тебя надеются. Но вообще-то, — он хитро сощурился, — что касается работы, то тут все хитрее придумано. Если работа человеку не нравится, то есть способ сделать так, чтобы она сразу понравилась. Об этом — третий принцип!

Он набрал в грудь воздуха и продекларировал:

— Принцип третий: Да не останется труд невознагражденным! Каждый труд должен быть вознагражден разумно и справедливо, по договоренности или по закону. Каждый член общества должен получать свою долю в общественном богатстве, которое создано с его участием!

Ньютон расстегнул пуговичку воротника и показал Корчаку матово блестящую цилиндрическую палочку, висящую у него на шее на цепочке:

— Знаешь, что это?

— По внешнему виду похоже на Басму, но, очевидно, не Басма.

— Это — мой кошелек! В нем хранятся мои бонусы. Так называется моя доля общественного продукта, который я заработал.

Ньютон остановил машину и повернулся к Корчаку.

— Вот смотри, как это у нас устроено. Ты не можешь просто так прийти в столовую и получить обед или прийти в общежитие и там заночевать. Чтобы что-то получить, ты должен сначала отдать за это часть своих бонусов. А чтобы получить бонусы, ты должен их заработать, выполнив какую-то работу или сделав какое-то нужное и полезное дело. Количество бонусов, что ты получишь зависит от работы, что ты сделаешь. А потому, если работа неприятная, которая никому не нравится, то не надо никого заставлять, достаточно начислить за нее побольше бонусов и не будет отбоя от желающих ее выполнить.

— А если бонусов нет? — спросил Корчак, — вот я только что из лагеря приехал, никакой работы у вас еще не делал, а кушать мне уже хочется.

— Схватываешь на лету! — засмеялся Ньютон, — не волнуйся, голодным не останешься. Каждому новичку наше общество дарит бонусы, достаточное количество, чтобы прожить на них год и освоиться. Но как дарит, по-хитрому. Каждый день можно потратить только определенную сумму, не больше. Как раз такую, чтобы получать только самое необходимое для жизни. По минимуму.

— По минимуму? — недоуменно переспросил Корчак.

— Ну, как сказать, понимаешь, то что для нас, вольных людей —минимумум, это для лагерника — запредельная роскошь. Еды всякой — глаза разбегаются, и ешь-пей от пуза сколько захочешь! В общежитии — не вонючие нары, где ты вповалку со всеми спишь, как в лагере, а своя собственная удобная мягкая кровать с чистым бельем, где никто кроме тебя не спит, и белье это тебе каждую неделю на свежее меняют, и даже просто поменяют, когда ты попросишь. Мыться тоже можешь когда захочешь, а не раз в неделю, и воды горячей и мыла — без ограничений! И все это — за просто так. Но новичок очень быстро понимает, что какой бы ему роскошной такая жизнь не казалась, а у других она — еще лучше. Что можно получить не койку в общежитии, а собственную комнату, где никто кроме тебя не живет и где все твое — в полном твоем распоряжении, или даже две комнаты, одна, чтобы спать, а другая, чтобы жить и друзей принимать. Что можно не только в душ ходить, но и в бассейне купаться. Что еду можно есть не ту, что дают, а то, что ты сам для себя потребовал приготовить, и ее сделают специально для тебя. Что можно вообще целое здание себе взять, для себя одного, с собственным бассейном и садом. Только бонусы нужны. А их бонусы — запросто можно заработать, только не ленись!

Ньютон сделал паузу и плавно тронул машину с места.

— А знаешь, что самое главное, — продолжил он! — что работу ты сам себе выбрать можешь. Полное право имеешь! Ты, наверное, даже не представляешь, как важно работать не там, куда тебя пошлют, а там, где ты сам захочешь. Просто ведь лагерники такой возможности для себя даже не представляют, ее у них никогда и не было. А вот как поймут, что так можно, так сразу все меняется. Когда занимаешься тем, что тебе по душе, что нравится, то каждый поначалу просто шок от этого испытывает, что можно работать и получать от работы удовольствие. Или, — он лукаво усмехнулся, — удовольствие не от самой работы, а от заработанных бонусов.

Корчак молчал потрясенный. То, о чем рассказывал Ньютон — это было именно то, что сам хотел организовать в будущем объединенном обществе. Именно такое предложение о распределении общественного продукта содержалось на том чипе, что он передал ареопагу. А теперь выходило, что они сами до всего этого додумались и уже даже успели реализовать на практике. И многие часы, которые он потратил, придумывая эту схему, потрачены им напрасно.

— Но и это еще не все! — продолжал Ньютон, довольный тем, какое впечатление произвел его рассказ на Корчака, — вот представь себе, что не нашел ты себе такого дела, которое было бы тебе по душе! Что делать будешь?

— Что? — как эхо повторил Корчак.

— А вот, что! Ты сам можешь создать себе работу, которая тебе по душе. И не только получать за нее бонусы, но и давать бонусы другим!

— Как это? — спросил Корчак, хотя уже знал, о чем расскажет Ньютон. Это было все именно то, о чем сам он писал в своем предложении ареопагу.

— А вот смотри! Вот есть у меня тут друг. Он — садовник. В лагере он был агрономом, а когда освободился и попал сюда, то здесь тогда вообще никакого сельского хозяйства на было, все продовольствие издалека привозили. Знаешь, что он сделал? Прошелся по окрестностям, изучил почву, собрал сведения о здешнем климате и подал предложение в городской совет, а давайте я для города овощи и фрукты прямо тут буду выращивать, всё у нас свое будет, свежее. А городской совет только рад. Ну кто же против такого будет возражать! Собрал он людей, распахали ему почву, посадили, все, как и требовалось по плану. А когда он урожай собрал и продал, то поделился полученными бонусами с теми, кто ему помогал. И теперь у него собственные сады, огороды. Сам он со всем этим один не справится конечно, а потому приглашает людей к себе на работу и дает им бонусы.

— И все, выходит, довольны, — сказал Корчак, — и горожане, потому, что у них — свежие продукты, и работники, потому что твой друг дает им возможность заработать больше бонусов, и сам твой друг тоже доволен, потому что после того, как он со всеми рассчитается для него тоже бонусы остаются!

— Вот! Самую суть ухватил! — обрадовался Ньютон. — Или вот еще история, моя соседка, тетушка Антония, она готовит прекрасно. Знаешь, что она сделала? Она свою собственную столовую открыла. Но не такую, как обычная, городская, а специальную. Таверна называется! Туда к ней можно прийти, заказать ей блюдо, какое хочешь, и его приготовят специально для тебя. Ты знаешь, что такое «блюдо»? Это особая еда, которую надо специально готовить и которая очень вкусная.

— Я знаю, — улыбнулся Корчак.

— За это она конечно больше бонусов берет, чем в городской столовой, но, поверь, оно того стоит! Вот как доберемся, приглашаю тебя к ней, за мой счёт!

— Давай, я попробую угадать, — сказал Корчак, — она одна сама со всей работой не справится, и тем, кто ей помогает, она отдает часть бонусов, полученных от своих едоков…

— Ну ты голова! — восхитился Ньютон. — Я еще там, в лагере, твоим мозгам завидовал!

— Погоди завидовать, ты мне вот что скажи! — а если человек не может заработать этих бонусов? В силу возраста, например, или по состоянию здоровья? Тогда как?

— Я думаю, ты уже догадался об ответе, — хитро улыбнулся Ньютон.

— Догадался, — согласился Корчак, — но мне интересно, на этот счет тоже принцип есть?

— А как же! Четвертый принцип! Да не останется никто без помощи! Тот, кто в силу обстоятельств не может позаботится о себе, о том обязаны заботится окружающие его люди и правительство. Оставлять человека без помощи запрещено! Вот мы сейчас, все люди вольного мира, отдаем десятину, десятую часть зарабатываемых бонусов правительству, чтобы оно обеспечивало всех, кто-нуждается, помощью. Ну и сами помогаем, от себя, сверх десятины, кто захочет. Вот мы у себя в поселке на общем сходе решили, что пусть у нас будут лучшая школа и госпиталь. И сбрасываемся на их кошельки сверх того, что им правительство дает.

— А госпитали и школы? Их правительство тоже из десятины содержит?

— А как же, об этом пятый и шестой принципы. «Да не останется никто неучем!» и «Да не останется никто не исцеленным!»

— А какие еще принципы есть? — спросил Корчак, — кроме этих шести?

— Седьмой принцип, — самый важный для меня, — сказал Ньютон, как для человека, которого два раза казнили. Он гласит: «Да не будет никто лишен жизни! Нет ценности большей, чем жизнь человека и достоинство его! Никто не может быть лишен жизни, унижен или оскорблен, ни по произволу, ни по суду, ни по общественному приговору. Жизнь и достоинство человека неприкосновенны во веки веков!»

— Далее, Восьмой принцип гласит: «Да будут у всех равные права и возможности! Нет различия между людьми! Ни должность, ни пол, ни внешность, ни происхождение, ни собственность, ни опыт, ни профессия, не существует в мире ничего такого, что давало бы одному человеку больше прав, чем другому. Ни один человек не вправе ни распоряжаться другим человеком, ни командовать им, если только тот свободно и по доброй воле не предоставил другому временное право распоряжаться своими действиями».

— Погоди, — остановил его Корчак, — что значит последняя фраза?

— Ну это же понятно, вот устроился ты на работу, значит ты дал право тамошнему начальнику временно командовать тобой, но только в той мере, в какой это необходимо для выполнения работы и только на тот срок, что ты эту работу выполняешь. А работа кончилась, и он уже не начальник. Вот я, например, командую проводником на моей дистанции. Но это не значит, что я им вообще командую в жизни. Потому что по вечерам в бассейне, наоборот, он, мною командует, когда плавать меня учит. Это не как в лагере, где если ты начальник, то хозяин людей во всем и навсегда. Тут начальник — не хозяин тебе. Он тебе — ровня! Вот даже если сама сенатор Евразии меня на улице встретит, она мне ничего приказать не сможет! Понимаешь?

— Понимаю, — ответил Корчак, вспоминая, как еще вчера у него на глазах обычная разносчица кофе сделала замечание Сенатору Йогану, и тот — подчинился.

— Девятый принцип гласит, — продолжил Ньютон, — «Да, не будет никто лишен свободы. Человек свободен и не может быть никем ограничен в свободе перемещения, высказываний, взгядов и мыслей, выборе рода занятий, круга общения, места жительства и образа жизни, и в праве самому выбирать свою судьбу. Ограничение свободы человека допускается только для общественной безопасности, только по отношению к конкретному провинившемуся человеку и только на основании объективного, справедливого, состязательного и публичного судебного разбирательства».  Это о всяких преступниках идет речь, в последней фразе, — пояснил Ньютон, — но что это значит, я тебе объяснить не смогу, потому что преступников в нашем поселке нет, и я с этим не сталкивался.

— Не объясняй, — засмеялся Корчак, — кажется, я понимаю, о чем идет речь, — в проекте, что он передал ареопагу была большая вставка, написанная Анной, о придуманном ею публичном состязательном суде, но, оказывается, они и тут, без Анны, сами до этого додумались.

— А вот с последним, десятым, принципом, — вздохнул Ньютон, — у меня проблемы. Я его даже лагерникам не читаю, потому что там речь идет о вещах им совсем непонятных. Десятый принцип гласит: «Да не будет никто лишен своей собственности. Право собственности священно, собственность — неприкосновенна! Праведная собственность не может быть изъята ни по произволу, ни по суду, ни по общественному приговору. Никакая уважительная причина не может позволить изымать то, что человек честно приобрел».

— Что же тут непонятного? — спросил Корчак. — В лагерях у людей тоже есть собственность, всякие вещи, которые им принадлежат. Вот у меня был в собственности Йо-Йо. Так что лагерники поймут.

— Тут собственность — это совсем другое, — покачал головой Ньютон, — тут это то, что по разумению лагерника человеку ну никак не может принадлежать. Вот, к примеру, мой друг, тот самый садовник, о котором я рассказывал, вот у него в собственности фруктовые сады, амбары для хранения продуктов и Земля, на которой все это располагается. То, что у человека в собственности может быть яблоко, это лагерник поймет. А вот то, что яблоня, на которой это яблоко выросло, тоже может быть собственностью человека — вот это уже ему сложно понять, а уж то, что у человека могут быть в собственности сады или земля — вот это у него в голове точно не уложится. Я по себе знаю. У меня тут, в поселке, в собственности дом с небольшим садиком. И земля под ним. Я его уже три дня как за накопленные бонусы приобрел. И до сих пор не могу осознать. Что все это моё, как какое-нибудь яблоко.

Вдруг он опустил стекло и принюхался:

— Чуешь?

— Кажется дымком потянуло, — сказал Корчак, — и чем-то очень вкусным пахнет.

— Точно! Значит не показалось! Старик Черчиль дикого кабана на охоте подстрелил и мясо жарит. Как он кабана подстрелит, так к нему вся округа сбегается, на запах. Бывает, что и не протолкнешься. Поехали быстрее, пока народ не набежал.

Ньютон добавил газу и плавный ход вездехода сменился галопом. Весело попрыгивая на камнях, машина помчалась к совсем уже близкой вершине.



-->
Дизайн A4J

Карта сайта