Ему повезло. Ареопаг еще не успел разойтись. Четверка что-то взволновано обсуждала.

— Как здоворо, что вы вернулись, Ян, — воскликнула Катерина, — мы как раз хотели послать за вами, чтобы вас вызвали в библиотеку. Вы нам нужны!

— Кое-что произошло, — сообщил Гюнтер.

— В Гонконге собирается экстренное закрытое заседание всемирного съезда ревизоров, — сказала Мария, — и они связались с нами через ваш центр Ч, просят, чтобы мы прислали на их съезд свою делегацию. Они хотят начать с нами переговоры о будущем земли.

— Это прорыв, — сказал Гюнтер, — мы хотим послать к ним делегацию с самыми широкими полномочиями, чтобы, если они будут готовы договариваться и идти на уступки, можно было подписать все документы прямо на месте.

— Вы хотите, чтобы я полетел туда, в Гонконг? — спросил Корчак.

— Нет, — ответила Мария, — вам надо отправляться в центр Ч, причем срочно. Ваши друзья просили передать вам, что время пришло. Они ждут вас, чтобы вместе с вами сделать последний решительный шаг. Встреча в Гонконге очень важна, но основные события будут разворачиваться в Бодайбо.

— Вы сказали — срочно? Но ведь до центра Ч добираться отсюда не меньше недели, — воскликнул Корчак.

— Уже нет, — сказал Йоган, — мы открыли аэродром в Бодайбо для полетов, — сегодня открыли. Нет никакого смысла больше таиться. Туда уже вылетели наши истребители, чтобы обеспечить защиту лагеря в случае военного конфликта. А вас ждет пассажирский самолет. Долетите за несколько часов и станете первым пассажиром на новой линии. Поможете в Бодайбо вашим друзьям и через два-три дня вернетесь назад, чтобы завершить вашу работу здесь.

— Я уже завершил ее! — сказал Ян.

Они либо не услышали его, либо не поняли, что он сказал.

— Я решил задачу, что вы мне поставили, Йоган, — повторил Корчак.

Они все разом обернулись, и недоуменно смотрели на него.

— Вот, скажите, — спросил Корчак, — почему вас так волнует, что государство может отнять у людей свободу, и совершенно не волнует, что ее могут отнять городские власти. А ведь от них жизнь людей зависит в большей степени.

— Ну, это понятно, — восклинула Катерина, — в городах все знают друг друга в лицо, все на виду, контролировать местную власть намного проще.

— Погодите, Катерина, — остановил ее Йоган, — уже сейчас есть города с населением в сотню тысяч человек, где никто друг друга не знает, а скоро появятся города-миллионники. Но Ян прав, мне даже в голову не приходило, что власти города могут украсть у жителей свободу. Я просто интуитивно чувствую, что не могут, но не могу понять почему. Вы знаете, почему, Ян?

— Наш городской казначей, сегодня объяснил это. — Корчак скорчил физиономию и попытался спародировать казначея: «Ни одна власть ничего не стоит, если городской казначей не найдет для нее финансовых средств».

— Да, это правда, — рассмеялся Йоган, — Городские казначеи не относятся к городскому совету, жители избирают их напрямую, и они отчитываются в финансах не перед городским советом, а перед жителями. И если городской казначей упрется... — он сделал паузу, — Кажется я улавливаю вашу идею, Ян, но, расскажите подробно.

— Вот эта самая десятина, — спросил Ян, — которую граждане вольного мира сдают на государственные нужды, как она распределяется? Кто определяет статьи расходов, и кто решает, сколько средств куда направить?

— Ой, — вздохнула Мария, — это сложный и долгий процесс. Сначала бюджетный комитет из финансовых специалистов формирует предложения. Потом на основании этих предложений, правительственные финансовые чиновники формируют бюджет. А потом этот бюджет рассматривают депутаты от народа и либо соглашаются с ним, либо отвергают его.

— Я так понимаю, — сказал Корчак, — что вся эта сложность устроена, чтобы избежать злоупотреблений? И как, помогает?

— Не очень, — ответила Катерина, — вся история человечества показывает, что такие злоупотребления обязательно возникают, более того, любые злоупотребления властью со стороны государства всегда начинаются со злоупотребления финансами. Ведь чтобы ограничить свободу, государству надо как-то профинансировать действия по этому ограничению.

— Ну так вот вам и решение вашей задачи! — воскликнул Корчак. — Лишите государство возможности распоряжаться финансами, и злоупотребление властью станет очень сложным делом!

— А как вы мыслите это, Ян? — спросила Мария, — вряд ли без финансирования государство сможет выполнять свои функции, наступит анархия.

— Фонды! — ответил Корчак.— Пусть граждане по-прежнему сдают десятину на нужды государства, но только пусть эти средства идут не напрямую государству, а в специальные общественные фонды: фонд обороны, фонд жалования чиновников, фонд здравоохранения, фонд образования. И каждый человек будет сам решать, в какие фонды, на какие статьи государственных расходов пойдет его десятина, и каждый сможет в любой момент проверить, как расходовались те средства, что он доверил государству. Потому что управляться эти фонды будут не государством, а самими гражданами. Каждый будет вправе учредить фонд для тех задач, выполнение которых он сочтет нужным поручить государству.

— Это нонсенс, — воскликнула Катерина, — откуда граждане будут знать, какие фонды наиболее важны для государства, и куда надо перечислять средства в первую очередь.

— Нет, вы только вдумайтесь, что вы только что сказали, Катерина, — воскликнула Мария. — Если даже вы сейчас забыли о том, что это государство должно служить людям, а не люди государству, то что говорить о будущих поколениях! Вот в какие фонды люди будут перечислять свою десятину, вот те фонды и будут наиболее важны, а не наоборот.

— Но все-таки, — смутилась Катерина, — согласитесь, в бюджете полно таких статей расходов, какие совершено непонятны обычным гражданам. Эти статьи могут быть очень важны, но на них никто не будет жертвовать свою десятину, просто потому, что их что их важность не очевидна.

— Вот и объясните гражданам смысл и важность этих расходов, чтобы они стали очевидны, — ответил Корчак. — А если чиновник будет не состоянии это сделать, то не значит ли это, что он сам не понимает этого?

Все рассмеялись.

— Вы, конечно, правы, Ян, — сказал Гюнтер, — но и Катерина тоже права. Вот я, например, как человек, отвечающий за развитие науки в конфедерации, не смогу объяснить людям необходимость расходов на фундаментальную науку. Она ведь не даёт никакого видимого практического результата.  Конечно, ученые и высокообразованные люди понимают важность таких расходов, но их слишком мало, чтобы наполнить фонд.

— Но ведь недостаток образования не означает недостаток разума, — ответил Корчак, — общество в целом вполне разумно для того, чтобы понять, что есть вопросы, которые можно и нужно доверять решать специалистам.  Не государству, а именно профессионалам, которые пользуются авторитетом.

Он быстро нарисовал на листе бумаге схему, вложил ее в сканер и отправил Гюнтеру.

— Все это решается на уровне алгоритмов, — пояснил он, — это чисто математическая задача. Как только какой-нибудь профессор перечислит свой бонус на вашу фундаментальную науку, к этому бонусу тут же добавится сто бонусов из специальных резервных фондов, которые будут автоматически формироваться для таких случаев. Но это случится только тогда, когда общество доверяет мнению этого профессора.

— Интересно, — сказал Йоган, — а всякие секретные расходы тоже будут на уровне алгоритмов распределяться? Вот у меня, как у начальника службы безопасности конфедерации, есть такие статьи расходов, которые я не могу оглашать. Я не могу раскрывать свои секретные операции, агентурные сети.

— Совершенно верно, — подтвердил Гюнтер, — который внимательно рассматривал схему Корчака, — то, о чем вы не сможете рассказать людям, вы можете объяснить алгоритмам, на специальном языке. Алгоритмы не будут видеть самих ваших агентурных сетей, но будут понимать смысл этих расходов. И даже если вам вдруг удастся их обмануть, спустя некоторое время алгоритмы сами это поймут через систему обратной связи, и тогда вам, Йоган, не поздоровится. Короче, вам придется только объяснить людям саму необходимость такого секретного фонда, а уж о том, чтобы его наполнить и проконтролировать, позаботятся бюджетные автоматы.

— Мне пришло в голову еще одно обстоятельство, — сказала Катерина, — состоятельный человек, такой как вы, или я, его десятина в тысячи больше, чем десятина большинства граждан. Мы можем, сговорившись, взять под контроль всю финансовую политику государства.

— Не можете, — сказал Гюнтер, поднимая глаза от схемы, — Бюджетные автоматы тут же определят такую вашу попытку и пресекут ее.

Он вложил схему Корчака в проектор и вывел ее на экран.

— Смотрите сами, тут все разумно и очевидно. Как только влияние какого-то источника средств или группы таких источников превышает пороговый уровень, бюджетный автомат отсекает такой источник и наполняет из него резервные фонды.

Некоторое время Ареопаг изучал схему.

— Это настолько просто и понятно, — сказала наконец Мария, — что это можно даже изучать в школе.

— Это нужно изучать в школе, — воскликнул с нажимом Йоган, — чтобы каждый гражданин с детства понимал, каким образом его финансы регулируют работу государства.

— Решено, — сказала Мария, — как только мы уладим вопрос с этим съездом ревизоров, следующим шагом надо будет вынести идею Корчака на всеобщее обсуждение. Что-то мне подсказывает, что ее примут с восторгом, потому что голосов, недовольных распределением государственного бюджета звучит все больше с каждым годом. Спасибо за работу, Ян, а сейчас — отправляйтесь в Бодайбо, ваши друзья ждут вас с нетерпением.

Однако вылететь он смог только на следующий день. Снежный шторм завалил взлетную полосу в Бодайбо, и расчистили ее только к утру.

Мощное ускорение вдавило Корчака в спинку кресла и не прошло нескольких минут, как самолет взлетел на невиданную высоту, выше самых высоких облаков. Они раскинулись далеко внизу, напоминая обширные снежные поля, какие иногда можно было видеть в Бодайбо с борта коптера в зимний солнечный день.

Увидев эту картину, Корчак вдруг понял, что он не хочет возвращаться в Бодабо. Он ощутил, что Бодайбо вдруг стал совсем чужим для него местом. Неприятным и отчасти даже враждебным.

Как там сказал Ньютон про лагерь? «Как будто это не со мной было!» Очень точно! Корчак тоже почувствовал, что та, прежняя лагерная жизнь отдалилась от него настолько, что он перестал воспринимать ее, как свое прошлое.

Но было в той жизни и то, что все же принадлежало ему, что было по-настоящему. Это была Анна. Он вдруг понял, что прямо сейчас увидит ее, и у него на душе стало хорошо. Ради Анны он готов был смирится с Бодайбо.

Но вместо Анны его встречал О’Нилл.

Должно быть разочарование и огорчение слишком явственно отобразились на лице Корчака, и О’Нилл понял, в чем дело.

— Анны нет в Лагере, — сказал он. — Она улетела на съезд ревизоров в Гонконг. И Стар туда же улетел. Но они вернутся уже сегодня вечером. И Глинская тоже через час прилетает. Тут сейчас почти никого нет, но все срочно возвращаются. А вас ждет Такэда Рин. С нетерпением ждет.

Они пересели в лагерный коптер. Корчака обдало вонью плохой солярки, и он удивился, неужели еще совсем недавно этот летающий ящик с пропеллером казался ему верхом комфорта.

— Как там? У них! В тех вольных городах! — крикнул О’Нилл, перекрывая шум пропеллера, — говорят не хуже чем на Безмятежных Островах?

— Лучше! — крикнул в ответ Корчак, — это нельзя описать, потому что в лагерном лексиконе нет таких слов!

— Это правда, что там любой человек может открыть свое производство? — вдруг впросил О’Нилл. — И даже построить свой завод?

— Может! — ответил Корчак.

— А вот если у меня… — замялся О’Нилл, — я же с юности всякие механизмы изобретаю, у меня целый ящик чертежей. — Можно там наладить производство всего этого?

— Если это нужно людям, то можно! — крикнул Корчак, — там все люди решают! Если люди решат, что ваши механизмы нужны им и полезны для них, то ваше производство будет процветать.

— Точно нужны! — убежденно сказал О’Нилл, — я ненужных вещей не изобретаю.

— Тогда все в порядке, — улыбнулся Корчак.

— А что нужно, чтобы наладить производство? — поинтересовался О’Нилл после паузы.

— Умение, талант, трудолюбие и инвестиции!

— У меня все это есть, кроме инвестиций, я даже не знаю, что это.

— Инвестиции у вас будут! — рассмеялся Корчак, — это я вам обещаю! С инвестициями я вам помогу, О’Нилл.

— Спасибо, Ян! — расстрогался О’Нилл. — а то я даже не знаю, как к этому подступиться. Вот и решил у вас спросить.

Они подлетели к зданию управления.

— Теперь резиденция ревизора здесь, у нас в управлении, — сказал О’Нилл, — целый этаж занимает.

Они спустились с крыши на лифте. Ревизорский этаж был совершенно пуст и лишь в коридоре дежурил одинокий офицер ревизорской гвардии. Он поздоровался и назвал Яна по имени.

Корчак удивился, но вглядевшись, узнал бывшего сержанта Грегори Смита.

— Рад вас видеть, Ян, — сказал Грегори Смит. — Такэда Рин очень ждет вас, у меня приказ, вести вас, как вы только появитесь.

Они прошли коридором и подошли к кабинету, на котором была нарочито скромная табличка с одним только именем «Такэда Рин», без указания должности и звания.

Грегори постучал в дверь.

— Входите, Ян! — крикнул хорошо знакомый голос.

Не веря своим ушам, Корчак распахнул дверь.

Прямо на него смотрели насмешливые глаза Шарлотты Бронте.



-->
Дизайн A4J

Карта сайта